— Парри, — сказал король, поднимаясь и обращаясь к своему слуге, вели подать моего коня. Я еду в Тэрск.
— Честное слово, — сказал д'Артаньян Атосу, — я очарован вашим королем и готов ему служить.
— Если вы говорите это от чистого сердца, — отвечал Атос, — то король не попадет в Лондон.
— Как так?
— А так, что мы раньше это освободим его.
— О, на этот раз, Атос, — заметил ему д'Артаньян, — вы, честное слово, сошли с ума.
— У вас есть какой-нибудь определенный план? — спросил Арамис.
— Эх, — сказал Портос, — нет ничего невозможною, когда есть хороший план.
— У меня нет никакого плана, — сказал Атос, — д'Артаньян что-нибудь придумает.
Д'Артаньян пожал плечами, и они пустились в путь.
XVIII
Д'АРТАНЬЯН ПРИДУМЫВАЕТ ПЛАН
Атос знал д'Артаньяна, пожалуй, лучше, чем сам д'Артаньян. Он знал, что ему достаточно заронить в изобретательный ум гасконца какую-нибудь мысль, подобно тому как достаточно бросить зерно в тучную и плодоносную почву. Поэтому он совершенно спокойно отнесся к тому, что его друг пожал плечами и поехал рядом с ним, разговаривая о Рауле — разговор, который, как помнит читатель, при других обстоятельствах остался незаконченным.
Уже наступила ночь, когда прибыли в Тэрск. Четверо друзей делали вид, что не обращают никакого внимания на меры предосторожности, которые принимались по отношению к королю. Они остановились в частном доме, и так как им каждую минуту приходилось опасаться за самих себя, они расположились все в одной комнате, обеспечив себе выход на случай нападения. Слуг разместили каждого на своем посту. Грилю улегся на соломе у дверей.
Д'Артаньян был задумчив и, казалось, утратил на время свою обычную словоохотливость. Он не говорил ни слова и только насвистывал, прохаживаясь между постелью и окошком. Портос, по обыкновению ничего по замечавший, все досаждал ему вопросами. Д'Артаньян нехотя отвечал, а Атос и Арамис переглядывались и улыбались.
Хотя за день друзья очень устали, все они спали очень плохо, за исключением Портоса, у которого сон был такой же мощный, как и аппетит.
На следующее утро д'Артаньян встал первым. Он уже побывал на конюшне, осмотрел лошадей и отдал распоряжение относительно предстоящего путешествия, — а Атос в Арамис все еще не проснулись, Портос даже блаженно храпел.
В восемь часов утра все тронулись в путь в том же порядке, как и накануне. Только д'Артаньян покинул своих друзей и подъехал к Грослоу, чтобы возобновить знакомство, завязавшееся накануне.
Пуританский офицер, которому похвалы его нового знакомого приятно щекотали самолюбие, встретил его с любезной улыбкой.
— Право, дорогой капитан, — сказал ему д'Артаньян, — я очень счастлив, что нашел наконец человека, с которым могу говорить на моем родном языке. Мой друг дю Валлон — человек очень угрюмого характера; из него клещами не вытянешь и четырех слов в сутки, что же касается двух наших пленников, то они, понятно, не очень расположены разговаривать.
— Они, кажется, заядлые роялисты? — заметил Грослоу.
— Вот именно. Тем больше у них причин злиться на нас за то, что мы взяли в плен Стюарта, которого, смею надеяться, там ожидает славная расплата.
— Еще бы! — усмехнулся Грослоу. — Для этого мы и везем его в Лондон.
— И, надеюсь, не спускаете с него глаз?
— Еще бы! Вы видите, у него поистине королевская свита, — прибавил, смеясь, офицер.
— Да, конечно. Ну, днем-то нечего бояться: не убежит. А вот ночью…
— Ночью я усиливаю охрану.
— А как же вы стережете его?
— Восемь человек находятся безотлучно в его комнате.
— Черт возьми, крепко сторожите! — заметил д'Артаньян. — Но, кроме этих восьми человек, вы, вероятно, ставите стражу и снаружи? Знаете, в таких случаях чем больше предосторожностей, тем лучше. Подумайте, какой у вас пленник!
— Ну, вот еще! Скажите на милость, что могут сделать двое невооруженных людей против восьми вооруженных?
— Как двое?
— Да король и его камердинер.
— Значит, вы позволяете камердинеру всегда быть при нем?
— Да, Стюарт просил, чтобы ему была оказана такая милость, и полковник Гаррисон согласился. Так как он король, то, видите ли, он не может ни одеться сам, ни раздеться.
— Ах, капитан, — воскликнул д'Артаньян, решив опять подогреть английского офицера лестью, которая ему раньше так хорошо удалась, — право, чем больше я вас слушаю, тем больше поражает меня та легкость и изящество, с какими вы говорите по-французски. Конечно, вы провели три года в Париже, но если бы я прожил в Лондоне всю жизнь, я все же не научился бы сверить по-английски так же хорошо, как вы по-нашему. Чем вы занимались в Париже?
— Мой отец коммерсант, и он поместил меня к своему компаньону, а тот, в свою очередь, послал моему отцу своего сына, — так уж водится в торговом мире.
— А что, капитан, понравился вам Париж?
— Да, но только вам, французам, следовало бы устроить революцию вроде пашей, не против короля — он еще ребенок, а против этого плута итальянца, который, говорят, любовник вашей королевы.
— О, я с вами совершенно согласен, и это нетрудно было бы сделать, если бы только у нас нашелся десяток таких офицеров, как вы — без предрассудков, решительных и неподкупных. О, мы быстро расправились бы с Мазарини и так же притянули бы его к ответу, как вы вашего короля!
— А я думал, — сказал офицер, — что вы состоите на службе у Мазарини и что это он послал вас к генералу Кромвелю.
— Вернее сказать, я состою на службе у короля, но, узнав, что кардинал собирается послать кого-нибудь в Англию, я добился того, что послали именно меня, так как я горел желанием повидать гениального человека, который держит сейчас в руках судьбы трех королевств. И потому, когда он предложил мне и моему другу дю Валлону веяться за оружие в защиту старой Англии, — вы знаете, как мы отнеслись к этому предложению.
— Да, я знаю, что вы сражались рядом с Мордаунтом.
— Я беззаветно предан ему. Это прекрасный, храбрый молодой человек.
Вы видели, как он ловко свалил своего дядю?
— Вы его лично знаете? — спросил офицер.
— Очень хорошо; могу даже сказать, что мы с ним очень близки. Дю Валлон и я прибыли вместе с ним из Франции.
— Я слышал, будто вы что-то уж слишком долго заставили его ждать вас в Булони.
— Что поделаешь? — сказал Д'Артаньян. — Я был, как и вы, в конвое короля.
— Ага! — сказал Грослоу. — Какого короля?
— Да нашего, черт возьми. Малютки-king [39] Людовика Четырнадцатого.
Д'Артаньян снял шляпу. Англичанин из вежливости сделал то же.
— А сколько времени вы охраняли короля?
— Три ночи, и, право, я с удовольствием вспоминаю об этих почах.
— Разве маленький король такой милый ребенок?
— Король?.. Да он преспокойно спал.
— Так что же вас развлекало?
— А то, что мои друзья, офицеры гвардии и мушкетеры, приходили ко мне, и мы проводили ночи в игре с выпивкой.
— Ах да! — со вздохом сказал англичанин. — Это правда! Вы, французы, веселые ребята.
— А разве вы не играете, когда находитесь на дежурстве?
— Никогда, — ответил англичанин.
— В таком случае вам должно быть очень скучно. Жалею вас, — заметил Д'Артаньян.
— Это правда, — продолжал офицер, — я всегда с ужасом жду своей очереди. Это очень долго — целую ночь не спать.
— Да, когда сидишь целую ночь один или с дурачьем солдатами. Но если с тобой сидит веселый партнер, золотые катятся по столу, кости стучат, тогда ночь пролетает незаметно, как сон. Значит, вы не любите играть?
— Напротив.
— В ландскнехт, например?
— Я обожаю эту игру, и во Франции играл почти каждый вечер.
— А в Англии?
— В Англии я еще ни разу не держал в руках ни костей, ни карт.
— О, как мне жаль вас! — воскликнул д'Артаньян с искренним сочувствием.
— Слушайте, — сказал англичанин, — сделайте одну вещь.
39
Короля (англ.).