Д'Артаньян поклонился и вышел.

«Черт возьми, — подумал он, — я, кажется, и в самом деле им очень нужен».

Так как полчаса уже прошло, то он прошел по внутренней галерее и постучался к кардиналу.

Бернуин впустил его.

— Я к вашим услугам, монсеньер, — произнес д'Артаньян, входя в кабинет кардинала.

По своему обыкновению, он сразу осмотрелся кругом и заметил, что перед Мазарини лежит запечатанный конверт. Но конверт этот лежал верхней стороной вниз, так что нельзя было рассмотреть, кому он адресован.

— Вы от королевы? — спросил Мазарини, пытливо поглядывая на мушкетера.

— Я, монсеньер? Кто вам это сказал?

— Никто, но я знаю.

— Очень сожалею, но должен сказать вам, монсеньер, но вы ошибаетесь, — бесстыдно заявил гасконец, помнивший данное им Анне Австрийской обещание.

— Я сам видел, как вы шли по галерее.

— Это оттого, что меня провели по потайной лестнице.

— А зачем?

— Не знаю; вероятно, тут какое-нибудь недоразумение.

Мазарини знал, что нелегко заставить д'Артаньяна сказать то, чего тот не хочет говорить; поэтому он на время отказался от попыток проникнуть в его тайну.

— Поговорим о моих делах, — сказал кардинал, — раз о своих вы говорить не желаете.

Д'Артаньян молча поклонился.

— Любите вы путешествовать? — спросил Мазарини.

— Я почти всю жизнь провел в дороге.

— Вас ничто в Париже не удерживает?

— Меня ничто не может удержать, кроме приказа свыше.

— Хорошо. Вот письмо, которое надо доставить по адресу.

— По адресу, монсеньер? Но я не вижу никакого адреса.

Действительно, на конверте не было никакой надписи.

— Письмо в двух конвертах, — сказал Мазарини.

— Понимаю. Я должен вскрыть верхний, когда прибуду в назначенное мне место.

— Совершенно верно. Возьмите его и отправляйтесь. У вас есть друг, господин дю Валлон, которого я очень ценю. Возьмите его с собой.

«Черт возьми, — подумал д'Артаньян, — он знает, что мы слышали вчерашний разговор, и хочет удалить нас из Парижа».

— Вы колеблетесь? — спросил Мазарини.

— Нет, монсеньер, я тотчас же отправлюсь. Но только я должен попросить вас об одной вещи.

— О чем же? Говорите.

— Пройдите к королеве, ваше преосвященство.

— Когда?

— Сейчас.

— Зачем?

— Чтобы сказать ей следующее: «Я посылаю д'Артаньяна по одному делу, и он должен сейчас же отправиться в путь».

— Видите, вы были у королевы! — сказал Мазарини.

— Я уже имел честь докладывать вашему преосвященству, что тут, вероятно, какое-нибудь недоразумение.

— Что это значит? — спросил кардинал.

— Могу я повторить вашему преосвященству мою просьбу?

— Хорошо, я иду. Подождите меня здесь.

Мазарини взглянул, не забыл ли он какого-нибудь ключа в замке, и вышел.

Прошло десять минут, в течение которых д'Артаньян тщетно пытался разобрать сквозь наружный конверт адрес на письме.

Кардинал возвратился бледный и, видимо, озабоченный. Он молча подсел опять к письменному столу и начал что-то обдумывать. Д'Артаньян внимательно следил за ним, стараясь прочесть его мысли. Но лицо кардинала было столь же непроницаемо, как конверт пакета, который он отдал мушкетеру.

«Эге! — подумал д'Артаньян. — Он, кажется, сердит. Уж не на меня ли?

Он размышляет. Не собирается ли он отправить меня в Бастилию? Только смотрите, монсеньер, при первом же слове, которое вы скажете, я вас задушу и сделаюсь фрондером. Меня повезут с триумфом, как Бруселя, и Атос назовет меня французским Брутом * . Это будет недурно».

Пылкое воображение гасконца уже рисовало ему всю выгоду, какую он сможет извлечь из такого положения.

Но он ошибся. Мазарини заговорил с ним ласковее прежнего.

— Вы правы, дорогой д'Артаньян, — сказал он, — вам еще нельзя ехать.

«Ага», — подумал д'Артаньян.

— Верните мне, пожалуйста, письмо.

Д'Артаньян подал письмо. Кардинал проверил, цела ли печать.

— Вы мне понадобитесь сегодня вечером, — сказал Мазарини. — Приходите через два часа.

— Через два часа, монсеньер, — возразил д'Артаньян, — у меня назначено свидание, которое я не могу пропустить.

— Не беспокойтесь, — сказал Мазарини, — это по одному и тому же делу.

«Прекрасно, — подумал д'Артаньян, — я так и думал».

— Итак, возвращайтесь в пять часов и приведите с собой милейшего господина дю Валлона. Но только оставьте его в приемной: я хочу поговорить с вами наедине.

Д'Артаньян молча поклонился, думая про себя:

«Оба дают одно и то же приказание, оба назначают одно и то же время, оба в Пале-Рояле. Понимаю. Вот тайна, за которую господин де Гонди заплатил бы сто тысяч ливров».

— Вы задумались? — спросил Мазарини с тревогой.

— Да, я думаю о том, надо ли нам вооружиться или нет.

— Вооружитесь до зубов, — сказал кардинал.

— Хорошо, монсеньер, будет исполнено.

Д'Артаньян поклонился, вышел и поспешил домой передать своему другу лестные отзывы Мазарини, чем доставил Портосу несказанное удовольствие.

VII

БЕГСТВО

Несмотря на признаки волнения в городе, Пале-Рояль представлял самое веселое зрелище, когда д'Артаньяна явился туда к пяти часам дня. И не удивительно: раз королева возвратила народу Бруселя и Бланмениля, ей теперь действительно нечего было бояться, потому что народу больше нечего было от нее требовать. Возбуждение горожан было остатком недавнего волнения: надо было дать ему время утихнуть, подобно тому как после бур и: требуется иногда несколько дней для того, чтобы море совсем успокоилось.

Устроено было большое празднество, поводом к которому послужил приезд ланского победителя. Приглашены были принцы и принцессы; уже с полудня двор наполнился их каретами. После обеда у королевы должна была состояться игра.

Анна Австрийская пленяла всех в этот день своим умом и грацией; никогда еще не видели ее такой веселой. Жажда мести придавала блеск ее глазам и озаряла лицо улыбкой.

Когда встали из-за стола, Мазарини скрылся. Д'Артаньян уже был на своем посту, дожидаясь кардинала в передней. Тот появился с сияющим лицом, взял его за руку и ввел в кабинет.

— Мой дорогой д'Артаньян, — сказал министр, садясь, — я окажу вам сейчас величайшее доверие, какое только министр может оказать офицеру.

Д'Артаньян поклонился.

— Я надеюсь, — сказал он, — что министр окажет мне его безо всякой задней мысли и в полном убеждении, что я действительно достоин доверия.

— Вы достойнее всех, мой друг, иначе бы я к вам не обратился.

— В таком случае, — сказал д'Артаньян, — признаюсь вам, монсеньер, что я уже давно жду подобного случая. Скажите же мне скорее то, что собирались сообщить.

— Сегодня вечером, любезный д'Артаньян, — продолжал Мазарини, судьба государства будет в ваших руках.

Он остановился.

— Объяснитесь, монсеньер, я жду.

— Королева решила проехаться с королем в Сен-Жермен.

— Ага, — сказал д'Артаньян, — иначе говоря, королева хочет уехать из Парижа.

— Вы понимаете, женский каприз…

— Да, я очень хорошо понимаю, — сказал д'Артаньян.

— За этим-то она и призвала вас к себе сегодня утром и приказала вам снова явиться в пять часов.

— Стоило требовать с меня клятвы, что я никому не скажу об этом свидании, — прошептал д'Артаньян. — О, женщины! Даже будучи королевами, они остаются женщинами!

— Вы, может быть, не одобряете этого маленького путешествия, дорогой господин д'Артаньян? — спросил Мазарини с беспокойством.

— Я, монсеньер? — сказал д'Артаньян. — А почему бы?

— Вы пожимаете плечами.

— Это у меня такая привычка, когда я говорю с самим собой, монсеньер.

— Значит, вы одобряете?

— Я не одобряю и не осуждаю, монсеньер: я только жду ваших приказаний.

— Хорошо. Итак, я остановил свои выбор на вас. Я вам поручаю отвезти короля и королеву в Сен-Жермен.